МОЕМУ ДЕДУ ПОСВЯЩАЕТСЯ.

 Каждый раз, когда я оказываюсь в Согдийской области (бывшая Ленинабадская область Таджикистана), я обязательно стараюсь попасть на городское кладбище

Чкаловска, проверить могилу моего деда и заодно посидеть рядом, вспоминая случаи из жизни, связанные с дедом. Не стала исключением и эта поездка. Чем больше живу, тем больше понимаю, что этот простой человек, являясь на самом деле отчимом моего отца, был для меня не только самым важным человеком в жизни, но и самым родным, пока жил. Жаль, что понимаешь это только спустя больше 20-ти лет, после его смерти.

В жизнь моего отца он вошел, когда тот был подростком, а у моей бабушки уже было

трое детей и все от разных мужчин (характер у моей бабушки был «не сахар»). Когда дед понял наконец-то истинное лицо бабушки (как он сам рассказывал: «Купился на вкусную стряпню и угодливость»), стал задумываться, как бы ему расстаться с ней. Но чем больше думал об этом, тем больше утверждался в мысли, что так делать не стоит: «Ведь скажут, что от чужих детей сбежал, а не от бабы». А потому принял очень трудное для себя решение — остаться с ней. Так как он был человек последовательный, то за решением последовали и соответствующие шаги. Как частенько сетовала сама бабушка после смерти деда: «Совсем я распоясалась без Бориса Елисеевича, некому стало держать меня в ежовых рукавицах». На первый взгляд методы деда были очень жесткие. Например, он запросто мог вылить тарелку борща на свежую скатерть, если находил на картошке «глазки», но результат этого подхода оказался только на пользу его жене — она перестала показывать свой строптивый характер и проявлять эгоизм (интересно, что про методы деда рассказывала сама бабушка, причем совершенно без чувства обиды и для моего назидания: «Когда чистишь картошку, помни, что для человека делаешь»). К чужим детям дед относился как к своим, что до сих пор среди людей редкость. Мой отец в старших классах имел неосторожность высказать учителю все, что про него думает (неслыханная дерзость для конца 50-х годов да еще и по меркам Средней Азии, и эту дерзость требовалось жестко пресечь). Школьная администрация приняла решение отчислить дерзкого ученика из школы (суровая мера, если учесть, что другой школы рядом не было). Они были абсолютно уверены, что за сына уборщицы заступиться будет некому. Как же они просчитались! Узнав об этом, дед сделал пасынку серьезное внушение, а потом отправился в школу. Его появление было полной неожиданностью для директора и завучей, ведь пришел не простой человек, а Герой Советского Союза! А в Таджикистане их было всего несколько человек, и деда ОЧЕНЬ уважали. Про тот разговор дед скромно отмолчался, но результат был быстрым, а … отец продолжил учиться в той же самой школе. Для учителей и администрации тот визит был шоковой терапией — больше на отца не смотрели как на человека третьего сорта (по рабочему месту матери), а стали более осторожными, помня, что у него есть отец, пусть и не родной, но готовый биться за своего пасынка, как за родного сына. Вот и растил и воспитывал дед троих чужих детей, а своего ребенка они так и не родили. Все трое в итоге не просто закончили школу, но и поступили в институты и закончили их. Но даже после того, как все дети покинули родительское гнездо и стали жить самостоятельно, он по мере своих сил и возможностей продолжал помогать им обустраивать свой быт (ему как ветерану и Герою полагались определенные льготы при покупке бытовой техники, мебели, убранства квартиры и прочего, и всем этим он пользовался не для себя, а для них). При этом сами жили очень скромно. Хотя у младшей дочери был очень скверный характер (в свою мать пошла), дед не ограничивал свою помощь ей, он действовал по справедливости, никого не выделял и помогал одинаково всем троим.

Его первым ребенком, которого он воспитывал как родного сына, стал я. Меня и назвали в честь деда, в знак огромной признательности и благодарности за его труд и

заботу. Как и за любое другое дело, дед взялся за мое воспитание и развитие со всей серьезностью. Конечно, многое уже давно забылось, но память рисует яркие моменты, связанные с тем, как это было. Понятное дело, что тогда я все это воспринимал совершенно иначе и скажу прямо, даже изрядно дулся на деда, но дед оставался всегда последователен в своих действиях, а потому не менял своих решений. Помню, как он учил меня пунктуальности. В доме у деда были часы с боем. Если я приходил, когда часы уже отбили назначенный час (даже если они еще звенели после последнего удара), это считалось опозданием и наказывалось неделей «домашнего ареста с исправительными работами». В течение недели я должен был вместе с дедом работать в полисаднике или в мастерской (которую он сделал в подвале дома), или выполнял массу другой работы, от которой обычно был освобожден. Халтурить и сачковать было бесполезно — принималась только тщательно выполненная работа. Думаю, не надо объяснять, что одного раза было достаточно, чтобы больше не возникало желания опаздывать домой, а помимо этого меня учили добросовестному труду. А на мои отговорки, что мол у меня нет часов, как я узнаю время, следовал ответ: «Язык есть?» (дразня деда, я высовывал язык). Дед был невозмутим: «Вот и спросишь прохожих!» Домой я приходил как Д'артаньян — с боем часов. Но когда приезжал отец, процесс воспитания всегда передавался ему, и дед не лез, даже если я и делал что-то не так. Помнится, как приехавший в командировку отец повел нашу компанию в кино. Но оказалось, что на сеанс пускали только тех, кому было больше 16 лет. А потому наши билеты пришлось сдать и отец пошел в кино один. Ну а мы отправились в нижний парк (у городского озера Чкаловска), где располагался летний кинотеатр, и там возрастной ценз не действовал. Домой я пришел в половину второго ночи. После коротких выяснений с отцом, где я был, мы легли спать. Утром дед, проходя мимо нашей комнаты, спросил отца: «Во сколько он пришел?» «В половину второго ночи», - огорченно ответил батя. «А у меня приходил в десять вечера. Но раз ты здесь, сам и разбирайся». До сих пор я напоминаю своему отцу этот случай, когда он порывается наказать своего внука (моего сына) в моем присутствии: «Пока я здесь, я занимаюсь воспитанием своего сына! Борис Елисеевич поступал именно так!» На моего отца чаще всего это действует отрезвляюще. Когда же я закончил шестой класс, дед подарил мне механические часы. В них я закончил школу, отучился в институте. Эти часы до сих пор ходят, и я храню их как память. В противоположность деду, бабушка за его спиной пыталась баловать меня, но все ее попытки заканчивались полным провалом — дед всегда был на чеку. Так как я отдыхал у них на летних каникулах, то вставал значительно позже деда и бабушки. Не смотря на это, дед всегда ждал меня к завтраку: «Садись кушать», - как всегда немногословен был дед. «Не хочу, потом», - звучал мой ответ. «Ходи голодным», - звучал вердикт деда. Понятное дело, что через час я крался к бабушке на кухню и просил покормить. Бабуля начинала бегать по кухне, суетиться, накрывая на стол. Но всегда появлялся дед, который останавливал этот процесс: «Тебя звали есть? Ты отказался? Так ходи голодным!» Одевшись, шел на улицу к своим друзьям, с которыми мы восстанавливали силы, пройдясь по чужим садам-огородам. В обед, с полным животом, я приходил домой. «Садись кушать», - звал меня дед. Но полный желудок яблок, груш, абрикосов, винограда, помидоров, огурцов, и прочих плодов чужого труда, мешал трезво оценить заботу обо мне. «Не хочу», - звучал мой ответ. На что звучала знакомая фраза: «Ну и ходи голодным!» Чуть позже, просвистевшись на унитазе, я проникал на кухню к бабушке с просьбой накормить меня. И вновь повторялась утренняя история. Угадайте, кто на ужин был первым за столом на кухне? Так дед приучал ценить чужой труд и не быть эгоистом. Как-то бабушка нажарила речной рыбы, и вместе с дедом мы уселись ее есть. Когда рыба была съедена, рядом с моей тарелкой высилась горка костей, хвостов, плавников и голов. Рядом с тарелкой дела было чисто, а сама тарелка насухо вытерта хлебом. «Как же так?» - искренне удивился я. «Переживешь блокаду, узнаешь», - был краток дед. Так я узнал, что дед не только родился и вырос в Ленинграде, но и прошел всю блокаду, защищая этот город.

Война была закрытой темой, дед никогда о ней не говорил. Все, что я слышал от него, были короткие и очень редкие фразы, связанные с этой темой. А иногда случайность помогала узнать новые подробности. Так дед никогда не жалел средств для хороших дел и занятий, а потому на мои просьбы дать немного денег, всегда шел подробный расспрос: «Для чего?» Если он считал, что это стоящее дело, то даже давал больше. Например, захотел я купить модель самолета и прошу 80 копеек на него. А дед уточняет, клеить-то чем собрался? В итоге мне дают уже рубль, чтобы и клей купить заодно. Так вот про войну. Купил я себе бумажные модели танков (в наборе их было три) и стал клеить. Дед пришел и смотрит за процессом. А потом говорит: «Сделай для меня модель танка КВ-1». Когда я закончил его делать, прозвучала вторая просьба: «Напиши на башне «ДЕД ГЕРОЙ»». Так я узнал модель танка, на которой дед прошел всю войну. А после получения подарка, дед поделился тем, сколько танков за время войны ему пришлось сменить.
Были и комичные случаи. Идем мы вдвоем по улице, а впереди идут две девушки в миниюбках. Ноги у них не совсем прямые и стройные. Обогнать их не позволяло здоровье и возраст деда, а отстать от них, значит ползти как черепахи. Наконец дед не выдержал и начал обсуждать со мной их ноги: "С такими кривыми ногами надо длинные юбки носить, чтобы скрыть их недостатки". Понятное дело, что они не только слышали это обсуждение, но и были глубоко возмущены таким раскладом. Разозленные, они поворачиваются к нам и их лица вытянулись, ведь они не ожидали, что их обсуждал дед со своим внуком (мне тогда было лет 10-12). От стыда они тут же свернули на другую улицу, а дед объяснил, что женщинам одежду важно подбирать так, чтобы она скрывала недостатки и подчеркивала достоинства фигуры. 

Перед тем, так отправиться на учебу в институт, заезжал к деду в гости. К сожалению дед стал сдавать — свою квартиру с полисадником и мастерской в подвале они оставили младшей дочери, а сами переехали жить в ту, которую выделили ей. Оставшись без любимых дел, дед начал угасать. В тот приезд он взял с меня обещание, что я не буду злоупотреблять алкоголем и не буду курить. На мои возражения, как всегда был короткий ответ: «Руки заламывать никто не будет и воронку в горло вставлять тоже. Как себя поведешь, так и будет!» Я остался верен этому обещанию, подобно и своему отцу, с которого дед взял такое же обещание. Став старше, к данному обещанию прибавились и другие очень веские аргументы, но в пору моей молодости обещание, данное деду, оберегало меня от глупостей. Сам дед бросил курить после моего рождения: «Нечего травить внука!». А ведь курил он с войны. Его пример был весомым аргументом.

Когда в феврале 90-го года в Душанбе начались погромы, у деда случился инсульт. Летом того же года, после стройотряда, я приехал навестить деда с бабушкой. К сожалению, дед уже не разговаривал, сказались последствия инсульта. Единственное слово, которое он мог говорить, было слово «Надо!» В этом единственном слове отражалась вся его жизнь, все то, чем он руководствовался в ней - «НАДО!» Это была наша последняя встреча с дедом. В декабре 90-го года, во время командировки, ко мне в Киев приехал отец. Буквально перед этим я звонил в Душанбе и не смог никого застать дома в течение нескольких дней. Я желал узнать у отца ответ на свой вопрос. Батя начал мяться, а потом нехотя сказал правду, что они ездили на похороны деда. Я был в шоке, мне об это даже не сообщили! Отец начал оправдываться, что мол беспокоились обо мне, чтобы я спокойно сдал сессию. Но все это звучало как-то неубедительно. Во время зимних каникул я поехал навещать бабушку. К моему сильнейшему огорчению, она меня даже из дома не выпустила, не говоря о том, чтобы хоть кто-нибудь отвел на кладбище и показал могилу деда. Так я лишился не только деда, но даже возможности с ним попрощаться.

В 2011 году, во время поездки в Душанбе, мы с моей семьей специально поехали в Чкаловск, чтобы попасть на могилу деда. В детстве, где находится городское кладбище, я толком не знал. А потому пришлось поплутать, чтобы его найти. А когда кладбище было найдено, потребовалось время, чтобы найти нужную могилу. К горлу подкатил ком, когда я встретился взглядом с дедом, смотрящего на меня с фотографии на памятном камне. До сих пор, приходя на могилу деда, у меня от наплыва воспоминаний и чувств бегут слезы.

Даже после смерти деда мы продолжали получать от него помощь. Бабушка, как вдова Героя, получала дедову пенсию до самой своей смерти. С одной лишь разницей, что теперь помощь оказывалась не по справедливости. Практически все средства доставалась младшей дочери и ее сыну. Если бы дед был жив, ох и дал бы он шороху бабке! Увы...

Вот как оно в жизни бывает — моим воспитанием и формированием занимался человек, который для меня даже не родственник, но при этом в меня вложил гораздо больше, чем родные родители. Отцу обычно было некогда, работа для него по степени важности стояла выше семьи. Мама после работы крутилась в доме, как белка в колесе. Они практически все время были заняты и измотаны, и на своих детей времени особо не было. И получилось, что единственным человеком, которому было действительно важно, кем я стану и вырасту, был мой дед. И стал я, как и он, прямолинейным и пробивным, как танк, за своих готовым биться, не смотря ни на что. Еще бы выдержку деда и говорить поменьше.

P.S. О том, за что дед получил звание Героя Советского Союза, и об его участии в войне, легко найти информацию в интернете, набрав в любом поисковике «Шмелёв Борис Елисеевич».